Закончились деньги. Совсем. Варю в турке овсянку соседей-молдован, которую нашел на кухне. Парни, простите. Затем иду на гору в частный сектор, собираю немного мандаринов на заброшенном участке, чуть дальше, у разгромленной школы нахожу инжир.

Последнее место, которое нужно посмотреть в Сухуме - обезьяний питомник. Проходящая мимо женщина пальцем указывает направление, потом догоняет и снова показывает туда же. Благодарю.
Поднимаюсь по бесконечным ступенькам. Снова поднимаюсь. И снова. Очень высокий питомник. Вход 200 рублей. Бля, столько шел. Думай.
Обхожу с лесного массива, тихо прохожу будку охраны. До ближайшего вольера метра четыре. Из-за сетки выглядывает малыш макаки - приветствую жестом открытой ладони. Вдруг появляется еще один маленький, и спокойно выходит совсем большой обезьян. Семейство смотрит на меня, я на них. Три минуты зрительного контакта. Этого достаточно, спускаюсь.

По всему городу очень много обстрелянных зданий, изрешеченных заборов, брошенных квартир. На остановках красуются надписи "20 лет победы". Для нас в 94-ом умер Кобейн, а для этих людей начался мир.

Волны по 3 метра, целый день. Вся эта стихия по-настоящему красива, когда кипит, гремит и волнуется, что-то ломает и изменяется сама. Не интересно наблюдать за спокойным небом и пустым полем, но когда Цунами мчит прямо на нас - не насмотреться.

Ни одна живая душа на всей набережной близко не подошла к воде. Не могу сдержаться, стою на конце волнореза. Периодически слышно, как бетонные плиты основания громко сдвигаются и громыхают под тяжестью воды. Нужно словить момент, чтобы не ударило о камни. Так просто - бросить, прыгнуть. Разгоняюсь. Вокруг вода и ни капли понимания, теперь она контролирует движение.

По моему изначальному плану завтра должно быть возвращение домой. Но уже не могу, дома нет. Не важно, что целую неделю одна майка.
Тотальная внутренняя пустота срывается на детскую радость, была тоска, но всё это - только призраки эмоций. Где заканчивается тело и начинается вода - уже не важно.

Какой-то одинокий псих в наушниках одурело радостно бежит вдоль ночного трехметрового Цунами.

Через минут двадцать поднимаются ребята. Все вымотаны и выжаты.

-Драсьте! Две новости, пацаны: тут потрясный вид, но нет хижины. Ночуем на этой вершине.

У нас нет палатки, только тонкие спальники, рассчитанные на 15 градусов. Обе зажигалки отказались работать, никакого огня развести не удалось.

Выбираем маленький пятачок без снега, стелем рядом два каремата, сцепляем три спальника в один и залезаем внутрь. Под спиной камни, в щели задувает ветер. Прижимаемся, обнимаемся, сплетаем ноги, чтобы было теплее.

Вдруг у меня начинаются рвотные позывы, еще десять секундочек и все будет крайне плохо. Без предупреждения срываюсь с места, выпрыгиваю из спальника и отбегаю босиком по снегу. Такое будет повторяться еще раз десять за ночь. Очень прошу у ребят прошения. Желудок пуст, но спазмы не прекращаются. Стоишь на четвереньках на вершине мира, смотришь на потрясающую красоту сквозь толщу темени и пытаешься справиться с силой, которая выплевывает твой желудок наружу.

Дикий ветер со всех сторон, справа от Никиты через пару метров резкий обрыв. Ворочаемся, ругаемся, обнимаемся, пытаемся спать.

Белый свет просвечивает голубую материю. Утро. Выглядываем. Очень плохие новости: видимость несколько метров. Абсолютно все вокруг затянуло туманом. По сути, мы лежим в гигантском облаке. Начинается дождь, решаем переждать. Поток усиливается и усиливается, спальники начинают протекать. Высовываю голову и вижу, что нас засыпает снегом.
-Поднимайтесь, быстро!

Отряхиваем снег, в скоростном режиме пихаем вещи в рюкзаки. Начинается настоящая метель. У Вики мокрый спальник остается в руках, Ник тоже не все смог засунуть. Две надувные подушки, одевающиеся на шею, которые нам подарили в Алмате, так и остаются лежать на вершине.

Двигаем по острому хребту в предполагаемую сторону хижины, чтобы переждать и немного согреться. Ноги проваливаются, все камни мокрые, вниз лучше не смотреть, чтобы не запаниковать. Через какое-то время становится понятно, что никакой хижины тут не будет, и то, что привиделось - были большие скалы. Начинаем спускаться вниз.

Тропы нет, никаких признаков, что кто-нибудь вообще спускался здесь раньше.
Вниз уходит бесконечный каменный склон, занесенный снегом. Вика рыдает, но мужественно переставляет ноги. Попеременно падаем на пятые точки. Вся одежда насквозь мокрая и облепляет тело, как холодные щупальца гигантского слизского кальмара.

Когда ставишь ногу на склон, она утопает в смеси из песка воды и острого щебня, смесь попадает в кроссовки и начинает раздирать ступни. Вытряхивать бесполезно, потому что через десять метров обувь снова будет полная.

По мере спуска пейзаж меняется, как будто полностью меняется климатическая зона. Вот был снежный буран Гренландии, а вот стена дождя и камни с высокой травой, напоминающие Северный Альбион.

Пальцы скованы холодом, все движения происходят через силу. Двигаться вперед позволяет только понимание того, что иначе конец. Отвесные стены, шаткие камни. Постоянно нужно хвататься за мелкую растительность и молиться, чтобы она выдержала вес тела. Иногда случайно хватаешься за колючие кусты и нужно суметь не поддаться моментальной резкой боли.

Спускаемся к руслу реки. Здесь метровый слой льда, снега и валуны размером с машину. Прыгаем по камням, выстраиваем витиеватый путь, иногда падаем. Вдруг русло резко обрывается вниз. Это и есть водопад, который мы видели вчера снизу, только сейчас мы оказались прямо на нем. Индианы Джонсы, епта. Вокруг ничего. Чтобы выйти на тропу, нужно лезть буквально над пропастью.

Под тобой только туман, скрывающий каменные груды где-то далеко далеко внизу. Видимость метров пять. Одно неверное движение - и пиздец. Гарантии, что куда-то дойдешь - никакой. Ребята пропадают впереди и кричат, чтобы понять, где нахожусь. В голове только: Двигай, не смотри вниз, двигай!".

Когда мы все оказались на склоне, ведущем к тропе, нутро окатило теплое ощущение эйфории. Ты насквозь мокрый, холодный, как мертвец, с ног до головы в густой глине, но понимаешь, что десять смертельных вариантов позади и теперь вы точно будете в порядке.

Первые же встречные у подножия люди смотрят округлившимися глазами и просят сфотографироваться.

Горячий душ местного отеля вымывает мелкие камни из волос и пальцев, медленно возвращает температуру тела в нормальное состояние. Ноги буквально не держат и я опускаюсь на кафель, закрывая лицо. "Спасибо"

Абсолютно все, что происходило в Узбекистане - было невероятным с точки зрения нормального человека. Сейчас нет потребности все это разжевывать, пытаться запечатлеть и записывать, чтобы позабавить кого-то новым текстом. Камера лежит в рюкзаке, а действие просто происходит. Но эту историю хотелось рассказать.

В Ташкенте мы планировали находиться несколько часов проездом. А может переночуем? И вот несколько рандомных писем людям ВКонтакте по запросу Red Hot Chili Peppers и мы встречаемся в центре города со Степой и Гульсум. Пару слов и мы уже дружим, несколько часов и мы лежим рядом на полу.

Просто выхваченное воспоминание. Через несколько дней мы сидим на просторном фиолетово-желтом балконе. В этой квартире с одной стороны потрясающий закат, с другой стороны раздирающий голову рассвет.
Это коллективное пространство наполненное суммой энергий пяти человек. Гульсум сидит прислонившись спиной к стене, ветер нежно шелестит лепестками жалюзей, которые очень напоминают щупальца осьминога. Ночь медленно медленно пятится и позволяет вырисовываться хребтам гор, которые кольцом окружают город. Звезды все еще на небе, цвет меняется, облака описывают принципы упорядоченного хаоса и энтропии. В тот момент я подумал, что это самое красивое что я видел в жизни и сейчас готов думать так же. Через каждую минуту все становилось еще более красивым и понятие жесткости и определенности не смогло больше находиться рядом.

Гульсум очень хотела показать древнее городище, место, где начинался Ташкент, зороастрийская гора, на которой еще 2000 лет назад проводили обряды познания. И мы погнали туда встречать рассвет. Вика с Никитой получали свой опыт, обнимаясь на полу. Это невероятная простота и любовь. Без малейшей животной сущности. Ты смотришь на процесс их непрерывного взаимодействия и веришь в полное слияние , ты его ощущаешь. И это никак не связанно с мужским и женским. Это красиво.

Гульсум на подъеме, Макс босиком и Степа в трусах старого фотографа из местного театра "Ильхом" и с пластмассовым диплодоком в руках. Мы выходим на дорогу и пытаемся остановить машину до горы. Назвать все серьезным никак не получается. И, кажется ортодоксальный дедушка мусульманин, точно понял куда и зачем мы едем и с теплом принял это дурачество.

Мы приехали, осталось найти дорогу на этот холм. Вокруг свалка, дома, под ногами битое стекло, мусор и даже валялся шприц. Там болото, там спят люди на открытом воздухе.
Ноги целы, мы на месте.

"Ребята, это место скоро снесут, здесь раньше домов вокруг не было", - Гульсум чуть не плачет. Потом дурацкий разговор про ее веру в Муравьиного Бога в детстве. Степа неаккуратным словом забирает эту веру и детская сущность Гу очень расстраивается. В это же время Макс не слушал, но знакомился с местной колонией мурашек и начал об этом рассказывать.
И мне разрешили быть Муравьиным Королем. Вера спасена, гармония и новый титул.
Рассвет и небо принимают наш обряд. Мы реально в данный момент творим магию и познаем глубинную сущность, которая всегда лежала на поверхности. Степа дурачится и засовывает пластмассового динозавра в рот. Гульсум снова расстраивается, ведь это ее ребенок.
Моя белая майка, порванная в пути имеет реальную силу расслабления. Мы лежим на вершине холма, энергия пульсирует и передается друг к другу. Совместная красота. Ответ на любой вопрос, любое намерение. Это точка, до которой дошел. Можно все. Уже единство.

Дорога назад начинается, когда мы готовы и обменялись с этим местом. Гу ведет нас в другую сторону и убегает за бабочкой. По дороге мы рвем фрукты с деревьев. Это самое вкусное, что было в жизни. Мелкие мягкие волокна расступаются и выпускают сладкий оранжевый сок, урюк отдает энергию. Степа становится Обезьяним Королем. Деревья хочется просто обнимать.

Мы выходим на дорогу. Степа в трусах и с динозавром, Гульсум вся в пыли и зороастрийской пыли, Макс со взъерошенными волосами босиком и весь во фруктах. Чуть вдалеке идет большая компания цыган женщин и детей, едут на работу.

Степа подбегает к ним по горячему асфальту и начинает натурально изображать тиранозавра. Бьюсь об заклад, я никогда в жизни не видел такого животного ужаса в глазах. Дети попрошайки и женщины посто кидаются в рассыпную с криками и воплями, а Степа не останавливается.
Я просто валяюсь и ржу на асфальте. Гульсум просто в истерике и не может сдержаться: "БЛЯТЬ ЭТО ЛЮЛИШКИ! Самые страшные цыгане, их все боятся! БЛЯ!". Тут приходит осознание принципа, как добро и дурачество могут ввергать в панику агрессию и побеждать. Энергия, сучки!

Водитель проезжающего автобуса, который увидел эту сцену остановился и впустил нас. И вот мы самые странные пассажиры и не можем прекратить смеяться. Степа с динозавром начинает свой монолог посреди автобуса: "Люди! Чего Вы такие скучные! Куда вы едете, работу работать? Самые страшные вещи делаются с серьезным выражением лица!"
Естественно, его посылают на хуй) Нас десять раз грозятся выбросить из автобуса, а я не могу перестать смеяться.

Мы заходим домой через несколько часов с яркими лучами солнца, а Вика с Никитой
неподвижно лежат в той же позе с объятиями и бескрайним пониманием и теплом. Только на балконе стоит пустая банка сгущенки и хлеб с двумя ложками, с полностью выеденной мякотью. Гульсум начинает искренне плакать: "Ну что я за хозяйка, мои гости кушают хлеб с пола!". Это настолько мило и искренне и наполнено заботой. Я подошел к ребятам и сказал, что не еду с ними дальше, я остаюсь.

А потом мы со Степой едем автостопом через весь город к нему домой, вечером у него собеседование, к которому он шел и готовился 3 года. Я вышел его проводить, босиком, а в итоге мы уехали. Гульсум позвонила и сказала, что Степа украл Макса.
Во второй половине дня мы впятером и с динозавром, чтобы поддержать пацана поехали в Польское посольство, где Степа сдал все экзамены, детка, и, вроде бы, прошел и поедет учиться.
Такая была любовь.

Говорить прямо, не унижаться, уважительно принимать отказы.
В кармане ни копейки, хочется есть. На вокзале много еды, но словно через стекло.
-Здравствуйте, я путешествую без денег, не могли бы Вы дать мне что-нибудь поесть, если есть возможность?
-Я что, виновата в этом?- продавщица с нескрываемым пренебрежением морщит нос.

В такие моменты люди очень хорошо видны. Прошлый опыт проносится по нервным окончаниям, за доли секунды нужно принять решение, вынести вердикт. В момент обнажаются страхи, отношение с миром, человек делает выбор.

Голод - это просто чувство, хоть и довольно сильное. За последнюю неделю мы учимся с ним договариваться. Концентрация на ощущении помогает его трансформировать, контроль ослабевает. Ты больше не веришь в то, что голод - тотальный конец порядочного самоощущения. В то же время, включается механизм решения, анализа ситуации, поиска вариантов. Воду можно найти практически везде и бесплатно. Чуть южнее появятся фрукты.

Если ночевать на вокзале - полицейские/охранники непроизвольно напрягаются и подходят познакомиться, по полчаса переписывают документы, интересуются не сбежали ли мы из дома. Это нормальный процесс. Новые знакомства)

Словосочетание "отчаянный парень" слышу чаще, чем "здравствуйте". Встречается разный уровень понимания, но интерес стабилен. Стокилограммовый мужик жмет тебе руку и говорит, что так бы не смог.
Прямолинейность убеждений некоторых выдает.
"А зарабатываешь сколько? А, делать нехуй?"
За такими вопросами кроется мгновенная попытка поставить себя на это место и, по итогу, банальный страх или подавляемое желание. На секунду человек едет с тобой, вместо тебя.
Очень чувствуется, как понимание теплится даже в глубинах души дальнобойщика Сережи, который говорит, что ты ебанутый.

Количество сочувствующих и поддерживающих прямо пропорционально твоим целям. Вот нам негде укрыться, а вот мы кушаем индийскую еду в Караганде и на целую ночь обретаем большую новую семью. Энергия, которой готовы делиться люди, равна уровню их радости. Абсолютно не важно что у них есть, а чего нет, они богатые. Никакого смущения, мы вместе играем на диджериду и ищем на бумажной карте как проехать к кришнаитам, вместе спим на полу и слушаем истории.

Теперь все это стало повседневной реальностью. Не рутиной, а тем, что есть, обычным состоянием жизни. Очень нравится наблюдать, как Вика все чаще забывает быть капризной и начинает искренне радоваться, радовать и разруливать половину сложных ситуаций.

Вечером степь становится чем-то неземным. Чтобы находиться в этом месте одному, нужно иметь достаточно силы.

На обочине можно встретить верблюда, ободранную тушу коня, снег и огненные поля. Тут нормально ехать и употреблять насвай, останавливаться на намаз. Все национальные блюда - с мясом.

Лонгборды висят дополнительным грузом, но я дотащу эту доску до Китая, чтобы пролететь с холма пулей под Коржа, расставив руки и крича всякое громкое. Небо поможет нам. Салем алейкум.